Сословие адвокатов

ru / eng

С.А. Соловьев // Пределы судебного усмотрения при оценке заключения эксперта и мнения специалиста: гносеологический аспект

19.09.17



Соловьев Сергей Александрович

Адвокатское бюро города Москвы «СОСЛОВИЕ», 121108, Москва, ул. Кастанаевская, 43 к.4, а/я 38, адвокат, управляющий партнер бюро, +7 (499) 730-6991, e-mail: soloviev@soslovie-ab.ru

В работе раскрываются отдельные элементы гносеологических концепций с точки зрения их применения к оценке судом заключения эксперта и заключения (суждения) специалиста. На примерах судебной практики анализируются логические и предметные ошибки, ставшие возможными в связи с излишне широкими дискреционными полномочиями суда при оценке сложных по элементу познания объектов.

Ключевые слова: уголовный процесс, суд, защитник, судебный эксперт, специалист, методы познания, дискреционные полномочия суда.

JUDICIAL DISCRETION LIMITS IN APPRAISING EXPERT AND PROFICIENT CONCLUSION (OPINION) AND ITS: EPISTEMOLOGICAL ASPECT

SERGEY A. SOLOVYEV

«SOSLOVIE» Attorneys-at-Law, 121108, Moscow, st. Kastanaevskaya, 43 k.4, P.O.B. 38, lawyer, managing partner, +7 (499) 730-6991, e-mail: soloviev@soslovie-ab.ru

The article reveals epistemological concepts individual elements in terms of its application to the Court's estimation of expert and proficient conclusion (opinion). Logical and objective faults (errors), which cased by Court's unnecessarily broad discretionary powers in appraising complicated objects based on perception methods, are being examined through jurisprudence.

Keywords: criminal procedure, court, criminal-defense attorney, legal expert, proficient, perception methods, discretionary powers.

«Пока эксперт в зале суда один, он неуязвим, хотя бы говорил вздор. Дайте ему противника – речения оракула превратятся в самолюбивый спор».

П. Сергеич.[1]

Очевидное несовершенство уголовно-процессуальной регламентации присутствия в орбите уголовной юстиции фигуры специалиста отмечается большинством российских ученых-процессуалистов.[2] Причем это несовершенство обусловлено именно наличием формально-логических противоречий, которые, говоря языком Ю.В. Францифорова, «представляют собой внутренние противоречия уголовно-процессуального права, имеющие субъективную природу и вытекающие из логических ошибок при создании уголовно-процессуальных норм».[3]

Однако объективное существование этих противоречий и их признание научно-практическим сообществом профессионально трудящимся на ниве уголовного процесса России не снимают практической каждодневной задачи судейского сообщества по необходимости познания и оценки сведений, представляемых специалистами и экспертами при рассмотрении уголовных дел по существу.

Важным элементом здесь является именно познание, так как суды при сегодняшней доктрине уголовно-процессуального права освобождены от доказывания и, выполняя роль арбитра в споре обвинения и защиты, в большей степени занимаются именно познавательной деятельностью, которая во взаимосвязи с практикой выступает формированием знания, необходимого для отправления правосудия и разрешения конкретного уголовного дела.

В этой связи важным моментом для качественного исполнения судьей своих обязанностей является синтез элемента познания и дискреционных полномочий судьи с установлением критериев достоверности и достаточности применительно непосредственно к заключению эксперта и суждению специалиста.

Практическое правоприменение ставит перед его пользователями массу вопросов. При каких обстоятельствах мнение специалиста, пусть даже в форме суждения, должно быть услышано судом? Какое количество его доводов должно перейти в качество, реализуемое в проведении по делу повторной или дополнительной экспертизы? Существуют ли безусловные для суда основания, при которых заключение эксперта, мотивированно оспоренное приглашенным стороной специалистом, будет являться недопустимым доказательством?

При этом хочу сразу отметить, что автор не сторонник тенденции придания суждениям специалиста доказательственного значения. Здесь я полностью поддерживаю позицию проф. С.А. Шейфера об опасности размывания грани между заключением эксперта и заключением специалиста.[4] Однако практика в тоже время показывает, что отношение суда к заключению эксперта, как к чему-то незыблемому и априорно достоверному, может влечь за собой куда более существенные ошибки в отправлении правосудия, нежели более внимательное отношение суда к позиции стороны по делу, подкрепленной мнением специалиста.[5]

В конце концов все действия суда как арбитра в уголовно-правовом споре направлены на то, чтобы на основании представленных доказательств вынести законное, обоснованное и справедливое решение (ст. 297 УПК РФ).

Сложившаяся в уголовном правоприменении тенденция очевидно свидетельствует, что в основном к помощи специалистов прибегает именно сторона защиты, что очевидно, так как органу расследования для решения специальных вопросов в науке, искусстве или ремесле дано право назначения судебной экспертизы (часть 1 ст. 195 УПК РФ). Более того, единственным способом для стороны защиты посеять обоснованные сомнения в достоверности проведенных в ходе досудебных стадий уголовного судопроизводства экспертиз является именно получение заключения специалиста, так как никакие познания самого защитника, даже самые глубокие в том или ином вопросе, не могут являться для суда основаниями к восприятию данных утверждений как достоверных и заслуживающих внимания.

Оставляя за скобками темы данной статьи вопрос возможного злоупотребления правом со стороны защиты при привлечении специалиста, соглашусь лишь с позицией Т.Ю. Марковой о необоснованности утверждений, что договорные отношения защитника со специалистом являются безусловным свидетельством дачи им заведомого ложного заключения или суждения.[6]

В этой связи необоснованные и немотивированные элементы концепции скептического познания, применяемые судьей в отношении мнения (суждения) специалиста, могут свидетельствовать лишь о правовом нигилизме и резком снижении профессионального уровня подготовки судей, что по мнению В. Пастухова составляет большую проблему российского правосудия, нежели многочисленные, но бездоказательные упреки о его «коррумпированности» и «зависимости от власти»[7], что с практической точки зрения влечет за собой переложение экспертных ошибок в судебные решения. При этом, в первую очередь, речь здесь ведется о предметных ошибках, которые, как справедливо отмечал Н.И. Кондаков, в отличие от логических ошибок, могут быть замечены и исправлены только тем, кто знаком с самим предметом, о котором идет речь.[8]

Поведенческий волевой момент стороны защиты, направленный на реализацию своего права по привлечению специалиста, как правило, имеет под собой некие безусловные фактические обстоятельства, заставляющие защитника для большей убедительности и достоверности своей позиции обращаться к помощи специалистов. Такая профессиональная активность защитника, по нашему мнению, в принципе не может оставаться без надлежащего внимания суда, так как в противном случае вся защитительная деятельность может превратиться в юридическую фикцию, когда любой поведенческий акт защиты будет восприниматься судом скептически и не будет приниматься во внимание.

В этой связи полагаю вполне целесообразным было бы сужение границ дискреции судьи при оценке заключения (суждения) специалиста и при проведении сравнительного анализа между выводами специалиста и выводами, имеющимися в заключении экспертов. П. Сергееич метко подметил, что сведущие люди редко бывают вполне согласны между собой[9], однако это не должно быть основанием к категорическому неприятию тех суждений, которые заявляются специалистом в зале суда.

Так, по одному из дел, слушавшемся по существу в Московском окружном военном суде[10], мной как защитником в процессе было представлено консультативное заключение специалиста в области почерковедения, имеющей на тот момент стаж экспертной работы по специальности более 30 лет, и занимавшей до февраля 2002 года должность заведующей лабораторией судебно-почерковедческих экспертиз РФСЦЭ при Минюсте РФ. Доводы, изложенные ею в своем письменном заключении и, в последствии, подтвержденные в судебном заседании, явились основанием к вынесению судом постановления об исключении из числа допустимых доказательств заключения судебно-почерковедческой экспертизы, проведенной на досудебной стадии органом расследования. Поводами к такому решению суда, послужили в том числе и указания специалиста в судебном заседании на грубые нарушении экспертами методики проведения почерковедческой экспертизы, обусловленной отсутствием в распоряжении эксперта свободных образцов почерка, подвергающегося исследованию (предметная ошибка[11]), а равно исследование экспертом ряда букв и цифр, которых нет в записях, представленных на экспертизу (деятельностные, они же, операционные ошибки[12]).

В приведенном примере сложности познания заключения эксперта были преодолены судом при помощи привлеченного стороной защиты специалиста, не позволившего суду допустить гносеологическую ошибку в и положить в основу приговора не просто ошибочное, а даже ложное заключение эксперта. Вряд ли при отсутствии специалиста в судебном разбирательстве суд смог бы надлежащим образом оценить имеющееся в деле заключение эксперта, ограничившись только собственным усмотрением.

Главные признаки, по которым судьей может быть определено достоинство заключения экспертов, в его внутренних свойствах и в способности и в личных качествах эксперта[13]. И если способности и личные качества эксперта входят в систему логической проверки, то есть наличествует возможность их оценки без знания предмета экспертизы, то проверка внутренних свойств заключения эксперта для судей-неспециалистов может представлять определенные затруднения.

В ряде случаев выводы специалиста настолько вступают в противоречие с выводами «официальной» экспертизы, что могут влиять на степень достоверности установления фактических обстоятельств дела органом расследования.

Так, Калининградским областным судом осенью 2013 года с участием коллегии присяжных заседателей рассматривалось уголовное дело по обвинению М. в совершении организации умышленного убийства гражданина Ш. из автоматического огнестрельного оружия[14]. Автором, как защитником по делу, было обращено внимание на то обстоятельство, что на месте происшествия были обнаружены 32 гильзы разной маркировки и один патрон (по терминологии эксперта – «осечечный»). Лицо, непосредственно осуществлявшее стрельбу на месте происшествия, в своих показаниях утверждало, что магазин автомата при стрельбе им не менялся. Наличие на месте происшествия следов как минимум от 33 боеприпасов (32 гильзы + патрон), а также разной маркировки на обнаруженных гильзах, позволило защите усомниться в правильности вывода эксперта относительно производства выстрелов на месте происшествия из одного экземпляра автоматического оружия.

Привлеченный защитой по делу в качестве специалиста эксперт 111 Главного Государственного центра судебно-медицинских и криминалистических экспертиз, имеющий стаж работы с 1975 года, в судебном заседании, на котором присутствовал и эксперт, давший оспариваемые защитой заключения, будучи предупрежденным об уголовной ответственности за дачу заведомо ложных показаний, категорично заявил, что обнаруженные на месте происшествия 32 гильзы стреляны минимум в двух экземплярах огнестрельного оружия, что обусловлено существенными отличиями в следах локализации следов бойка на капсюлях гильз (в ряде гильз следы бойка расположены эксцентрично с сильным смещением к краю капсюля).

Одновременно с этой предметной ошибкой специалист вслед за защитником обратил внимание и на субъективную ошибку, допущенную экспертом и выразившуюся в отсутствии исследовательской части в одном из заключений эксперта при наличии выводов по якобы проведенному исследованию.

Стоит отметить, что только последний довод послужил для суда основанием об исключении из числа допустимых доказательств заключения судебно-баллистической экспертизы и то только в части несоответствия ее выводов исследовательской части заключения.

Довод же специалиста о производстве выстрелов на месте происшествия из двух экземпляров автоматического оружия был судом отвергнут по классическим мотивам отсутствия у суда оснований сомневаться в заключении экспертизы, а также в связи с тем, что предметом исследования специалиста были лишь фотографии гильз, сделанные экспертом при производстве экспертизы, а эксперт непосредственно исследовал объекты (гильзы), что, по мнению суда, делает его заключение достоверным и допустимым доказательством.

На мой взгляд, уровень судейского усмотрения в принятом судом решении не соответствовал элементу сложности объекта познания и, в связи с этим, перестал отвечать интересам и задачам уголовного судопроизводства. Мотивированные доводы специалиста были настолько существенны для правильного установления фактических обстоятельств по делу, а реально обнаруженные профессиональные упущения эксперта были настолько очевидны, что процессуальное поведение суда, отказавшего защите в повторном исследовании гильз с места происшествия при назначенной судом повторной судебно-баллистической экспертизы по иным объектам с места происшествия, выглядело крайне противоречиво и непоследовательно.

Л.Е. Владимиров писал, что трудное положение получается для решающего суда при разногласии одинаково компетентных экспертов.[15]

В приведенном примере, на мой взгляд, такой трудности для суда не имелось, так как компетенция специалиста была очевидно и существенно выше компетенции эксперта. Это выразилось и в мотивировке доводов, и в их обосновании, и в их изложении. Судебное усмотрение суда, отказавшегося принять позицию специалиста, было необоснованным.

Однако, помимо скептической концепции в оценке элементов познания судом заключения специалиста, в описанном случае можно вычленить и рационалистическую концепцию в элементе судебного познания, заключающуюся в построении судом в собственном восприятии перспективной модели развития и хода рассмотрения конкретного уголовного дела. Очевидно, что если бы доводы специалиста, изложенные в судебном заседании о том, что на месте происшествия стрельба велась не из одного, а минимум из двух автоматов, подтвердились, то рассмотрение данного уголовного дела при сформулированном органом расследования обвинении не имело бы никакой обвинительной перспективы. Одновременно с этим ставился бы под сомнение приговор в отношении непосредственного «стрелка», действовавшего на месте происшествия, и дело которого было рассмотрено в особом порядке в связи с заключенным этим лицом досудебным соглашением о сотрудничестве со следствием. Я не исключаю, что именно эти внутренние умозаключения суда, не имевшие, естественно, никаких официальных уголовно-процессуальных обозначений, могли быть главной причиной отказа в принятии доводов специалиста.[16]

Подводя итог, можно утверждать, что заключение эксперта и суждение специалиста имеют свою специфику с гносеологической точки зрения, обусловленную сложностью, в том числе и самого экспертного познания. Привлекаемый стороной защиты специалист не противник для непредвзятого и справедливого судьи. Он его помощник и опора, так как только лицо, обладающее специальными познаниями, может оценить не столько формальное соответствие экспертного заключения процессуальным правилам (это может и должен сделать сам судья), но и внутреннее содержание заключения и обоснованность его выводов.[17]

Сужение пределов судебного усмотрения при оценке проведенных по делу на досудебной стадии экспертиз, а равно полученных стороной защиты заключений (суждений) специалистов по вопросам науки, ремесла или искусства, поможет избежать судебных ошибок, обусловленных, в первую очередь, возможными гносеологическими и операционными ошибками самих экспертов, на которые судье своевременно может указать привлеченный по делу специалист.

Пристатейный библиографический список.

1. Белкин А.Р. Теория доказывания в уголовном судопроизводстве. М. 2005. 528 С. Электронный ресурс http://www.studfiles.ru/preview/429751/page:12/ С.12 дата обращения 18.08.15.

2. Владимиров Л.Е. Учение об уголовных доказательствах. Тула: Автограф, 2000. – 464 с.

3. Давлетов А.А. Специалист в уголовном процессе: новые возможности и проблемы // Электронный ресурс http://www.juristlib.ru/book_2777.html дата обращения 18.08.15.

4. Кондаков Н.И. Логический словарь-справочник. 2-е изд. М.: Наука. 1975. – 720 с.

5. Маркова Т.Ю. Некоторые проблемы использования в уголовном процессе заключения специалиста. // Электронный ресурс http://www.juristlib.ru/book_4793.html дата обращения 18.08.15.

6. Орлов Ю.К. Специалист в уголовном процессе // Российская юстиция. 2004. № 1. С. 12-26.

7. Пастухов В. Российское правосудие: «отделение от власти» // Сравнительное конституционное обозрение. 2004. № 4 (49). С. 120.

8. Россинская Е.Р. Реалии и перспективы использования специальных знаний по новому УПК // Материалы международной научно-практической конференции «Уголовно-процессуальный кодекс Российской федерации: год правоприменения и преподавания». М. 2004. С. 153-164.

9. Сергеич П. Искусство речи на суде. Тула: Автограф. 1998. – 320 с.

10. Терновский Н.А. Юридические основания достоверности доказательств. Тула. 1901. Печатается под редакцией проф. В.А. Томсинова. М: ЗЕРЦАЛО. 2007. – 224 с.

11. Францифоров Ю.В. Противоречия уголовного процесса. Учебное пособие. М.: Приор-издат. 2006. – 176 с.

12. Чеботарева И.Н. К вопросу о праве защитника привлекать специалиста. Актуальные проблемы уголовного судопроизводства России. Сборник научных статей, посвященных 15-летию кафедры уголовного процесса и криминалистики Юго-Западного государственного университета. Курск. 2010. С. 110-118.

13. Шейфер С.А. Доказательства и доказывание по уголовным делам: проблемы теории и правового регулирования : монография / С.А. Шейфер. – 2-е изд., испр. и доп. - М.: Норма : ИНФРА-М. 2014. – 240 с.



[1] См. Сергеич П. Искусство речи на суде. Тула: Автограф. 1998, С. 191, 192.

[2] См. Давлетов А.А. Специалист в уголовном процессе: новые возможности и проблемы // Электронный ресурс http://www.juristlib.ru/book_2777.html дата обращения 18.08.15; Орлов Ю.К. Специалист в уголовном процессе // Российская юстиция. 2004. № 1, С. 12-26; Чеботарева И.Н. К вопросу о праве защитника привлекать специалиста. Актуальные проблемы уголовного судопроизводства России. Сборник научных статей, посвященных 15-летию кафедры уголовного процесса и криминалистики Юго-Западного государственного университета. Курск. 2010. С. 110-118; Россинская Е.Р. Реалии и перспективы использования специальных знаний по новому УПК // Материалы международной научно-практической конференции «Уголовно-процессуальный кодекс Российской федерации: год правоприменения и преподавания». М. 2004. С. 153-164.

[3] См. Францифоров Ю.В. Противоречия уголовного процесса. Учебное пособие. М.: Приор-издат. 2006. С. 76.

[4] См. Шейфер С.А. Доказательства и доказывание по уголовным делам: проблемы теории и правового регулирования : монография / С.А. Шейфер. – 2-е изд., испр. и доп. - М.: Норма : ИНФРА-М. 2014, С. 170.

[5] Проф. Смирнов А.В. в своем выступлении на Всероссийской научно-практической конференции 20-21 марта 2015 года в г. Санкт-Петербурге на тему «Справедливость и равенство в уголовном судопроизводстве» привел цифры, в соответствии с которыми доверие судей заключениям судебных экспертиз, представленных следователями и дознавателями составляет 77,5%, что является веским подтверждением позиции автора статьи.

[6] Маркова Т.Ю. Некоторые проблемы использования в уголовном процессе заключения специалиста. // Электронный ресурс. URL: http://www.juristlib.ru/book_4793.html дата обращения 18.08.16.

[7] См. Пастухов В. Российское правосудие: «отделение от власти» // Сравнительное конституционное обозрение. 2004. № 4 (49). С. 120.

[8] См. Кондаков Н.И. Логический словарь-справочник. 2-е изд. М.: Наука. 1975. С. 273.

[9] См. Сергеич П. Указ. Соч. С. 192.

[10] Архив Московского окружного военного суда, Дело № 1-0014/04 в отн. Д. и З. Из адвокатской практики автора.

[11] См. подробнее Белкин А.Р. Теория доказывания в уголовном судопроизводстве. М. 2005. 528 С. Электронный ресурс. URL: http://www.studfiles.ru/preview/429751/page:12/ дата обращения 18.08.16

[12] См. Белкин А.Р. Указ. Соч. С. 12

[13] См. Терновский Н.А. Юридические основания достоверности доказательств. Тула. 1901. Печатается под редакцией проф. В.А. Томсинова. М: ЗЕРЦАЛО. 2007, С. 126.

[14] Из архива Калининградского областного суда. Дело № 2/14-2013 в отн. М. Из адвокатской практики автора.

[15] См. Владимиров Л.Е. Учение об уголовных доказательствах. Тула: Автограф, 2000. С. 245.

[16] Здесь стоит отметить, что уголовное дело в отношении М. 21 ноября 2013 года завершилось вынесением оправдательного вердикта присяжных заседателей и последующим вынесением 28.11.13 оправдательного приговора Калининградским областным судом по всем эпизодам обвинения. 13.03.14 апелляционным определением Верховного Суда РФ данный приговор оставлен без изменений и вступил в законную силу.

[17] См. Чеботарева И.Н. Указ. Соч. С.114.