С.А. Соловьев // Показания подозреваемого и обвиняемого через призму процессуальной конструкции благоприятствования защите (favor defensionis)
Уголовный процесс
С.А. Соловьев
В статье обосновываются предложения по изменению доказательственной роли показаний подозреваемого и обвиняемого, данных ими на досудебной стадии уголовного судопроизводства, с целью исключения из правоприменительной практики случаев получения признательных показаний путем недозволенных методов ведения следствия; озвучены конкретные тезисы по новой формулировке пункта 1 части 2 ст. 74 УПК РФ. Представленные предложения изменения уголовно-процессуального законодательства даны во взаимосвязи с элементами процессуальной конструкции благоприятствования защите (favor defensionis), такими как презумпция невиновности, бремя доказывания, направленного на восполнение естественного неравенства сторон, существующего при отправлении уголовного правосудия при розыскной форме уголовного процесса на его досудебной стадии.
Ключевые слова: досудебные стадии уголовного судопроизводства; показания подозреваемого и обвиняемого; доказательства по делу; благоприятствование защите; состязательность; презумпция невиновности; неравенство сторон; бремя доказывания; принцип «равенства оружия».
Когда в начале XX века Л.Е. Владимиров готовил свое «Учение об уголовных доказательствах», он полагал, что получение показаний от подозреваемого или обвиняемого под пыткой является «атавистическим» проявлением «возмутительного, преступного злоупотребления властью» встречающегося, быть может, «в каких-нибудь мрачных подпольях полуазиатских государств» [4, с. 326].
Сегодняшняя практика Европейского Суда по правам человека (далее ЕСПЧ) [7, с. 281-292], тут и там всплывающие в средствах массовой информации случаи получения от лиц, вовлеченных в орбиту уголовного подозрения, признательных показаний путем применения физического насилия свидетельствуют о том, что данный «атавизм» оказался весьма живуч на ниве отправления правосудия, ибо даже существующие законодательные запреты на подобное «постижение истины», к сожалению не являются препятствием для «тупых и жестоких людей, которые не прочь возвращению к пытке физической, как средству добывания собственного признания» [4, с. 326].
Законодательные изменения, произошедшие в последние годы в уголовном судопроизводстве России, включая в себя расширение сферы применения особого порядка принятия судебного решения (гл. 40 УПК РФ), введение сокращенной формы дознания (гл. 32.1 УПК РФ), объясняемые законотворцами через крайне невразумительные доводы о необходимости разрешения проблемы оперативности правосудия в сфере уголовной юстиции, вновь вольно или невольно направили вектор отправления уголовного судопроизводства на возрождение той самой «царицы доказательств», под которой многие мрачные годы именовались собственные признания вины подозреваемым или обвиняемым, достижение которых ставится главной целью органа расследования [8, с. 159-161].
В этой связи возникает вопрос: в чем причина неувядаемости столь порочного способа получения доказательств по делу?
На мой взгляд, коренная проблема здесь заключается в придании показаниям подозреваемого и обвиняемого на стадии досудебного разбирательства статуса полноценных доказательств по уголовному делу. Статьи 76 и 77 УПК РФ, структурно находящиеся в Главе 10 уголовно-процессуального законодательства, раскрывающей понятие доказательств в уголовном судопроизводстве, недвусмысленно об этом говорят.
Казалось бы, действующее уголовно-процессуальное законодательство не закрепляет за подозреваемым и обвиняемым обязанности давать показания по существу возникшего подозрения и обвинения (пункт 2 части 4 ст. 46 и пункт 3 части 4 ст. 47 УПК РФ), признает недопустимыми доказательствами показания указанных участников уголовного судопроизводства, данные в ходе досудебной стадии разбирательства по уголовному делу в отсутствии защитника, включая случаи отказа от защитника и не подтвержденные подозреваемым, обвиняемым в суде (пункт 1 части 2 ст. 75 УПК РФ), однако желание органа расследования любыми путями и способами получить признание от заподозренного лица остается непреходящим для любого оперативного работника, следователя или дознавателя.
Очевидно, что признание существенно упрощает весь ход расследования по делу, избавляет следствие и суд от утомительной и весьма непредсказуемой борьбы с возникающими по его ходу сомнениями, а равно увеличивает шансы (чуть ли не максимально) получения желаемого обвинительного приговора. Возникает эдакая квази-упрощенная структура методологического принципа «бритвы Оккама», позволяющего не множить сущее (читаем: получать дополнительные доказательства) без необходимости (поскольку есть признание самого подозреваемого или обвиняемого).
Отсюда растут корни той формальной процедурной деятельности органов расследования по закреплению признательных показаний подозреваемого или обвиняемого путем искусственного гипертрофирования количества доказательств в виде оформления одних и тех же признательных показаний в видоизменяемой процессуальной форме, когда текст из компьютерного файла протокола допроса подозреваемого слово в слово переносится в протоколы очных ставок (ст. 192 УПК РФ), проводимых порой с лицами, не дающими показаний по делу, или в протоколы проверок показаний на месте (ст. 194 УПК РФ). (В моей практике было дело, в котором следствие, преследуя именно означенную цель искусственного увеличения количества доказательств, осуществило в порядке ст. 194 УПК РФ проверку показаний подозреваемого, дающего признательные показания, с той только целью, чтобы он показал участникам следственного действия, где находится здание Правительства К-ой области, в котором работало должностное лицо, подозреваемое в получении взятки, а когда он это исполнил, в протокол проверки показаний на месте был слово в слово перенесен текстовый файл его показаний в качестве подозреваемого)[1].
Еще В.А. Лазарева в своей работе «Доказывание в уголовном процессе» предупреждала об опасности «придания чрезмерной важности концепции процессуальной формы…, которая нередко приводит к искусственному увеличению числа доказательств и ложному представлению о наличии их совокупности» [5, с. 61].
Исправление же этой сложившейся порочной системы получения признательных показаний возможно, на мой взгляд, весьма простым способом: законодательным изменением статьи 74 УПК РФ, в соответствии с которым, показания подозреваемого и обвиняемого, данные ими на досудебных стадиях уголовного судопроизводства могут быть использованы ТОЛЬКО как сведения, сообщаемые подозреваемым или обвиняемым для защиты от возникшего подозрения или предъявленного обвинения.
Это будет полностью соответствовать «основному началу всякого правильного уголовного процесса: «Nemo tenetur accuasare se ipsum» - никто не обязан сам себя обвинять» [4, с. 324].
Пункт 1 части 2 ст. 74 УПК РФ в этой связи следует изложить в следующей редакции: «в качестве доказательств допускаются … показания подсудимого, данные им в ходе состязательного судебного разбирательства при рассмотрении уголовного дела по существу».
Аналогичной точки зрения придерживался и Л.Е. Владимиров, утверждавший, что «собственное признание только тогда влечет процессуальные последствия, когда оно дано на суде» [4, с. 330], и Н.А. Терновский, писавший, что «только допрос в суде может считаться полной гарантией того, что сознание дано непринужденно и чистосердечно, что подсудимого никто не теснит, не пытает, не склоняет лгать на себя и на других, обещая за это всевозможные выгоды» [10, с. 132].
Исключение показаний подозреваемого и обвиняемого из числа допустимых доказательств по делу повлечет за собой очевидную потерю желания и азарта органа расследования добиться признательных показаний от подозреваемого или обвиняемого любой ценой, так как заведомо будет известно, что использование данных показаний для доказывания обвинения будет невозможно.
Статья 683 Устава уголовного судопроизводства вообще запрещала допрашивать подсудимого, не признающего своей вины, предоставляя тому лишь право дать объяснение в свое оправдание [4, с. 329].
Предвосхищая некоторые возражения и, возможно даже, гневные отповеди на эту мою инициативу, предъявлю свои доводы, обосновывающие процессуальную возможность таких новелл.
Предлагаемая мной трансформация доказательственной роли показаний подозреваемого и обвиняемого на досудебной стадии вполне укладывается в концептуально оформленные и официально закрепленные в процессуальном законодательстве положения о преимуществах стороны защиты, как заведомо слабой из сторон в уголовно-правовом споре.
Такие преимущества издавна именуются благоприятствованием.
Современная теория уголовного процесса предлагает понимать благоприятствование защите (favor defensionis) как процессуальную конструкцию, концепция которой предусматривает дополнительную гарантию правам стороны защиты, предоставляемую законодателем сверх механического уравнивания полномочий сторон [6, с. 38].
Придерживаясь данной дефиниции благоприятствования защите, попробуем проанализировать: нарушает ли какие-либо базовые принципы уголовного процесса предлагаемый вариант оценки показаний подозреваемого и обвиняемого.
Действующее уголовно-процессуальное законодательство предусматривает, что для придания лицу статуса подозреваемого, а равно для привлечения лица в качестве обвиняемого, должны быть достаточные основания и доказательства (по смыслу применения ст. ст. 91, 97, части 1 ст. 146 и части 1 ст. 171 УПК РФ). При этом, по логике добросовестного расследования, появление этих оснований и доказательств в деле должно быть раньше появления в деле подозреваемого или обвиняемого, ибо кто утверждает, тот должен доказать свое утверждение.
Принцип презумпции невиновности как важнейший элемент процессуальной конструкции благоприятствования защите вносит в эту логическую посылку существенную асимметрию, которая освобождает подозреваемого и обвиняемого от обязанности доказывания своей невиновности. В этой связи, в том случае, если показания подозреваемого и обвиняемого на стадии предварительного расследования не будут оцениваться как доказательства по уголовному делу, то такой подход наиболее целостно станет соответствовать принципу презумпции невиновности, так как исключит на данной стадии подозреваемого и обвиняемого из числа источников доказательств собственной вины.
«Человеку противно обличать самого себя. Нельзя требовать от него, чтобы он ненавидел самого себя, чтобы действовал так, как если бы он был своим врагом» [9, с. 132].
Сведения же, добровольно представленные подозреваемым или обвиняемым на данной стадии, свидетельствующие о невиновности (alibi), несоответствии предъявленного обвинения или возникшего подозрения реальным фактическим обстоятельствам, а равно говорящие о полном или частичном признании лица в инкриминируемых ему деяниях, всегда могут быть проверены иными уголовно-процессуальными способами.
Достижение же публичных интересов уголовного судопроизводства при такой конструкции доказательственной силы показаний подозреваемого или обвиняемого можно реализовать путем разъяснения этому лицу того обстоятельства, что сведения о фактических обстоятельствах изложенные в его показаниях относительно иных соучастников, местонахождения, характера и описания вещественных доказательств, а равно все его сообщения относительно любых иных обстоятельств, подлежащих доказыванию в рамках требований ст. 73 УПК РФ, при подтверждении их иной совокупностью доказательств могут быть использованы в том числе и для доказывания его собственной вины в инкриминируемом деянии.
Такой подход поможет существенным образом минимизировать отрицательные последствия кардинального изменения обвиняемым (подсудимым) своих показаний непосредственно в ходе судебного разбирательства.
При предлагаемой системе оценки показаний подозреваемого и обвиняемого на досудебной стадии бремя доказывания (onus probandi) будет рассматриваться как право защиты, которым эта сторона будет иметь реальную возможность распорядиться по своему усмотрению, что, на взгляд автора, в полной мере будет являться реализацией стороной защиты той ее активной формы, к которой, безусловно, относится сам факт дачи показаний подозреваемого или обвиняемого.
Более того, как уже указывалось выше, согласие обвиняемого с предъявленным обвинением не исключает изложения им своей позиции по этому делу, что может являться процессуальным способом реализации таким обвиняемым своего права на рассмотрение его дела в рамках Глав 40 и 40.1 УПК РФ.
Предлагаемые изменения находятся в полном соответствии с уже имеющейся законодательной возможностью подозреваемых и обвиняемых не давать каких-либо показаний по существу возникших подозрений и предъявленного обвинения, однако тот факт, что даже данные ими на данной стадии показания не смогут являться надлежащими доказательствами при судебном разбирательстве, сделают необходимость добиться от привлеченного лица признания во что бы то ни стало просто бессмысленным.
Не повлияют предлагаемые изменения и на справедливость уголовного процесса в свете позиций ЕСПЧ, которые «прямо не указаны в ст. 6 Европейской конвенции по правам человека, но вытекают из буквы и духа данной нормы» [10, с. 174].
Так, одним из принципов справедливости уголовного процесса ЕСПЧ рассматривает «равенство оружия» (equality of arms), трактуемый как справедливый баланс между сторонами в уголовно-правовом споре [1, c. 344-361; 2, c. 67-75; 3, c. 101-110]. Полагаю, что предложенные в статье изменения доказательственной оценки показаний подозреваемого и обвиняемого на досудебной стадии судопроизводства ни в коей мере не нарушают данный принцип, так как даже в действующей редакции части 2 ст. 77 УПК РФ указывается, что признание обвиняемым своей вины может быть положено в основу обвинения лишь при подтверждении его виновности совокупностью имеющихся по уголовному делу доказательств.
Как было указано выше, при наличии желания, лицо может сделать соответствующее признание, маркируемое как допустимое доказательство, непосредственно в ходе судебного разбирательства, где получение от него признания недопустимыми методами практически исключено и где эти показания либо будут находиться в причинно-следственной взаимосвязи с полученными на стадии предварительного следствия доказательствами, либо будут противоречить им и опровергаться ими.
В любом случае, признательные показания подозреваемого и обвиняемого должны быть необязательным включением в ту совокупность доказательств, которая позволяет добиться назначений уголовного судопроизводства, предусмотренных ст. 6 УПК РФ.
Не ущемляет заявленный подход и возможности органа расследования оперировать показаниями подозреваемого или обвиняемого, если тот сочтет нужным их дать на стадии предварительного расследования, однако сам факт, что данные показания не имеют доказательственного значения, будет веским элементом процессуальной конструкции благоприятствования защите, заставляющего государство в лице уполномоченного органа исполнить свою обязанность по собиранию доказательств как изобличающего, так и оправдывающего характера без привлечения к этой деятельности самого подозреваемого или обвиняемого и, что более важно, без получения от них признаний путем насилия, угроз, шантажа или иных недозволенных методов.
Проверка сведений, сообщенных подозреваемым или обвиняемым на стадии предварительного расследования, не исключает получение на данной стадии органом расследования полноценных доказательств.
Производными доказательствами от показаний подозреваемого и обвиняемого на досудебной стадии процесса являются протоколы очных ставок (ст. 192 УПК РФ) и протоколы проверки показаний на месте (ст. 194 УПК РФ). При предлагаемой модели оценки показаний подозреваемого и обвиняемого проведение данных следственных действий можно было бы равноценно заменить судебным допросом свидетеля, проводимого при рассмотрении дела по существу при непосредственном участии подсудимого, что позволит избежать вкусовщины в оценке вопросов этому свидетелю, задаваемому стороной защиты (не секрет, что в настоящий момент при производстве очной ставки лицо ее производящее очень часто отводит все вопросы защиты, которые не укладываются в канву предъявленного обвинения или возникшего подозрения, в результате чего de jure возможность задать вопросы изобличающему подозреваемого или обвиняемого свидетелю была, а de facto она не была реализована в результате властного поведения органа расследования).
Проверку же показаний на месте очевидно можно заменить дополнительным осмотром места происшествия с участием подозреваемого или обвиняемого, при котором фиксируются не его показания, а фактическая обстановка осматриваемого места, обнаруживаемые предметы, документы и иные обстоятельства, имеющее отношение к расследуемому событию.
Такой подход позволит изменить укоренившуюся практику планомерного размножения доказательств, построенных на единственных признательных показаниях привлеченного к уголовной ответственности лица.
Подводя итог, можно утверждать, что у озвученного предложения по исключению из числа доказательств показаний подозреваемого и обвиняемого, данных на стадии предварительного расследования, много положительных моментов, которые не декларативно, а вполне реально будут работать на совершенствование процессуальной конструкции благоприятствования защите.
Во-первых, исчезнет повод для применения к подозреваемым и обвиняемым недозволенных методов получения признательных показаний, что уже с лихвой оправдает целесообразность таких изменений.
Позитивность таких изменений будет заключаться в повышении доверия граждан к состоявшимся судебным решениям, так как всем будет достоверно известно, что доказательства органа расследования свелись не к полученному неизвестным способом признанию обвиняемого, а имеет место некая совокупность доказательств его вины, в число которых не входит его собственное признание.
Очевидно и другое, что на спад пойдут заявления привлеченных к ответственности лиц о применении к ним недозволенных методов следствия в целях получения признательных показаний, что опять только положительно скажется на доверии к правоохранительным органам и судебной системе в Российской Федерации.
Во-вторых, предлагаемые изменения заставят органы расследования более тщательно обращаться с доказательствами, методами и способами их получения и закрепления, что исключительно положительно скажется на качестве предварительного расследования и дознания, сократит возможность судебной ошибки в виде осуждения невиновного, но вымученно признавшегося привлеченного к уголовной ответственности лица.
Российская уголовная-правовая история, к огромному сожалению, знает такие примеры. Предлагаемые новеллы уголовно-процессуального законодательства если не исключат их полностью из практики, то, на мой взгляд, существенно сократят их количество.
Пристатейный библиографический список
1. Волеводз А.Г. Обеспечение права обвиняемого на вызов и допрос свидетеля как гарантия права на справедливое судебное разбирательство: международно-правовое регулирование и практика Европейского Суда по правам человека // Библиотека криминалиста. Научный журнал. 2013. № 3. С. 344-361.
2. Волеводз А.Г. Обеспечение явки свидетеля в суд: отечественное правовое регулирование в свете практики Европейского Суда по правам человека // Уголовное право. 2013. № 3. С. 67-75.
3. Волеводз А.Г. Практика Европейского Суда по правам человека по жалобам на необеспечение явки и допроса свидетеля // Вопросы правовой теории и практики : сб. науч. тр. / отв. ред. В. В. Векленко. Омск : Омская академия МВД России, 2013. Вып. 8. C. 101-110.
4. Владимиров Л.Е. Учение об уголовных доказательствах. Тула.: Автограф, 2000. С. 326-330.
5. Лазарева В.А. Доказывание в уголовном процессе. М.: Высшее образование, 2009. С. 61
6. Михеенкова М.А. Благоприятствование защите (favor defensionis) и его проявление в современном уголовном процессе: монография. М.: Юрлитинформ, 2014. С. 38
7. Никонов М.А. Условия справедливого судебного разбирательства как критерии оценки доказательственных материалов на предмет их допустимости: уголовно-процессуальный аспект // Российский ежегодник Европейской конвенции по правам человека. № 1 (2015). М.: Статут, 2015. С. 281-292
8. Новиков С.А Собственное признание вины – «regina probationum» современного российского уголовного процесса? // Библиотека криминалиста. Научный журнал. 2015. № 2. С. 159-171.
9. Терновский Н.А. Юридические основания достоверности доказательств. 1901. Тула. // цитируется по М.: Зерцало. Система Гарант, 2007. С. 132
10. Шестакова Л.А. Правовой анализ практики Европейского Суда по правам человека по уголовным делам, связанным с нарушением принципа справедливого судебного разбирательства. // Основы экономики, управления и права. № 1 (1)/2012. Некоммерческое партнерство «Институт анализа экономики города и региона». Самара, 2012. С. 174
SERGEY A. SOLOVYEV
Indications suspects and defendants through design of processual construction - favor defence (favor defensionis)
The article provides suggestions for a change in the evidentiary role of the suspect and the accused which is given at the pre-trial stage of criminal proceedings, in order to avoid cases of law enforcement to obtain a confession by unlawful methods of investigation, announced specific theses on the new wording of paragraph 1 Part 2 Art. 74 of the Russian Federation Code of Сriminal Procedure. The proposals of the criminal procedure legislation change are given in conjunction with elements of the procedural design favored protection (favor defensionis), such as the presumption of innocence, the burden of proof, aimed at levelling the natural inequality of the parties that exists in the administration of criminal justice in the form of a criminal investigation at its pre-trial stage .
Keywords: criminal procedure; the pre-trial stage of the proceedings; the testimony of the suspect and the accused; the evidence in the case; favoring the protection; competitiveness; the presumption of innocence; the inequality of the parties; the burden of proof; the principle of "equality of arms".
[1] Архив Центрального районного суда гор. Калининграда. Дело № 1-362/2014 в отношении А-на // Из адвокатской практики автора